LXXXVII.
– Мама… – сказал Мигель, и Пилар вынырнула из кошмара.
Первым ее рефлексом было взять сына и побежать. Наплевать на Лу, на Пшигоду, который с ревом расшвыривал вокруг себя монстров, на разрушенный на ее глазах госпиталь, на тысячи знакомых умирающих людей, на Александрплатц в руинах, на Берлин. Просто взять и бежать. Спрятать его от всех, защитить, сохранить.
– Мама, – спросил Мигель, – почему ты плачешь?
Тараск издал дикий вопль, Лу выпускала в него молнию за молнией, Пшигода болтался на шесте, торчащем из его бока, а Пилар во все глаза смотрела на сына, который впервые в своей жизни составил из слов предложение. По ее лицу действительно катились крупные слезы.
– Не плачь, мама, – сказал Мигель. – Этого не будет. Всё будет хорошо. Всё будет другое.
Еще одна мысль раскаленным клинком пробежала в голове Пилар: Мигель не говорил по-испански. Он говорил по-немецки, причем совершенно без акцента. Пилар на секунду усилием воли притушила переводившую часть подсознания и в ужасе услышала картавые «wird» и «anders».
Что-то случилось с ее ребенком. В тот самый момент, когда она была беспомощна, когда дикие кошмары пожирали ее мозг. Что было в кошмарах? Может быть, они не кончились?
– Нет! – дико, отчаянно закричала Лу, и Пилар, отвлекшись, увидела, как тело Пшигоды падает вниз. Лу в тот же момент сняла все защиты, превратилась в гигантскую птицу и полетела на Тараска. Пилар осталась наедине с Мигелем. Она перевела взгляд на сына, посмотрела ему в глаза. Обычно взгляд мальчика был затуманен и не сфокусирован. Он редко смотрел кому-то в лицо, постоянно уводил глаза в сторону. Но не сейчас. Он глядел очень уверенно. Взгляд его был спокойным и мудрым, он как будто говорил: «Не переживай, мама, я знаю, что будет, и всё будет хорошо».
Пилар услышала еще один дикий вопль и увидела, как истекающий кровью и слизью Тараск отрывает у Лу левое крыло. Лу упала на землю, превратилась обратно в человека. Вместо руки у нее было кровавое месиво.
Пилар почувствовала, как рука Мигеля, державшая ее ладонь, сжалась крепче. Она повернулась.
– Держись, – сказал ее сын.
Тараск повернулся, покрутил слепой башкой, стряхнул с себя последние обломки здания и пополз к ним. Лу его больше не интересовала. И тут на пути Тараска появилась небольшая тонкая фигурка в хорошем, словно скроенном по фигуре костюме-тройке. Это был Акхил. В руке он держал посох.
Он стоял спокойно и ровно, глядя, как на него наезжает червеобразная глыба. Пилар видела его со спины, но что-то ей подсказывало, что на его умном лице с тонкими чертами сейчас играет уверенная улыбка. Пилар даже почувствовала облегчение. Акхил никогда не играл, если у него не было пути к победе.
Тараск, словно смутившись, затормозил перед человечком, а затем, изогнувшись в огромный вопросительный знак, раскрыл пасть и проглотил Акхила целиком. Тот не издал ни звука, но в последний момент изо рта чудовища вылетел отблеск бело-голубого марева, испускаемого посохом. Тараск снова издал бесшумный вопль боли – на каких-то диких ультразвуковых частотах. Пилар почувствовала, что из ее уха вытекает кровь. Монстр, впрочем, быстро оправился от удара и пополз дальше.
– Вот теперь уже скоро, – сказал Мигель. – Всё и кончилось. Мы вместе.