IV.
Пренцлауэр-аллее нужно было переходить особенно осторожно – она лежала прямо в центре владений Иммануила, заклятого врага Хозяина. Последнюю неделю Арк описывал круги вокруг них, ночуя под осенним небом. Он рисовал на домах разработанные Черным Нигошем руны, маскируя их под граффити. Они должны были оттянуть копившуюся в домах колдовскую силу и втихую перенаправить ее в Башню Хозяина в обход воли Иммануила. По сути, Арк занимался затяжной хакерской атакой.
Арк осторожно вышел на пересечение Данцигер-штрассе и Пренцлауэр-аллее. На большом открытом перекрестке было тихо. Не стоял кордон с колдомётами, не было хитроумных ловушек. Перекресток пустовал. Арк медленно вышел на середину, в перекрестье трамвайных путей, и посмотрел на юго-запад. Там хорошо виднелся шпиль Иммануилкирхе, за ним облака практически протыкала телебашня на Александрплатц. Всё было чуть озарено мягким розовым рассветом. Солнце на этот раз встало, как полагается, на востоке.
Арк нахмурился, присел на корточки и почесал Кармана за ухом. В удачу Арк не верил и был убежден, что через Пренцлауэр-аллее нужно будет пробиваться. Но было тихо. Осень еще не принесла с собой промозглую слякоть и слизистые дожди, деревья только начали терять листву. В Берлине было весьма красиво.
Чертыхнувшись, Арк зашагал дальше. Минут через сорок, когда они с собакой уже почти дошли до Карл-Маркс-аллее, следующей большой городской артерии, сзади послышался какой-то гул. Арк отошел на тротуар, потрескавшийся и забросанный мусором, прислушался. Гул нарастал. Карман о чём-то недовольно проскулил. Арк кивнул песику, и они спрятались за массивным выступом одного из подъездов. Данцигер-штрассе в том месте строили уже после Второй мировой, и этот дом старательно эмулировал помпезный советский ампир.
Гул перетек в резкий свист, замигало лиловым, фиолетовым и белым, и на Данцигер-штрассе появился Тараск. Тараски были порождениями одной из страшнейших Изнанок, которые перебрались в наш мир вскоре после Смещения. Не до конца понятные существа, они предпочитали жить под землей, лишь изредка выползая на солнечный свет. Размером они напоминали поезд, поэтому системы метро оказались для них идеальным жилищем. На счастье, они были индивидуалистами и предпочитали селиться в городах поодиночке. Внешне Тараск был похож на смесь китайского дракона, боевого дредноута и кошмара Говарда Филлипса Лавкрафта. Покрытый присосками, гибкими отростками и слизью, которые каким-то образом позволяли ему передвигаться с дикой скоростью, накачанный под завязку с трудом сдерживаемым колдовством, Тараск швырял в стороны молнии, пылал огнем и открывал за собой нестабильные порталы в Изнанки. На своем пути Тараск оставлял исключительно разрушение и ужас. Кроме того, Тараска часто сопровождали колдовские паразиты, этакие изнаночные рыбы-прилипалы, которые с удовольствием подъедали не до конца уничтоженное монстром, в том числе и людей. Сам Тараск людей за еду не считал, и вообще его диета оставалась в тайне. Изучать таких тварей было трудно, да и некому.
Арк достал из собаки револьвер и еще один заряженный Хозяином жезл. Его навершие украшала вычурная серебряная ложка. С его помощью можно было создавать сильные электромагнитные и гравитационные поля, чем Арк и воспользовался накануне, ставя отражающую молнию ловушку.
Тараск летел довольно быстро, так что поднятый им ветер прижал Кармана к массивной двери подъезда. Арк почувствовал подступающий кошмар – еще один “милый подарок” Тараска. Его давление на человеческую психику свело с ума не одну сотню людей. Арк зажмурился. В его голову полились непрерывные потоки мыслей, образов и воспоминаний. Некоторые были личными страхами из детства: он вдруг вспомнил, как года в четыре, еще в Твери, перебегал дорогу, отпустив мамину руку, как взвизгнули тормоза, какой синей была летевшая на него машина, как сильно мама схватила его за плечо… Другие воспоминания были о Смещении, о последовавшем хаосе, о том дне, когда он одномоментно лишился дома и самого близкого человека, когда на лице девушки, с которой он тогда жил, открылся третий глаз – выпученный, набухший, желтый, весь в сплетении сосудов, как он горел, а потом открылся четвертый глаз, пятый, как она, как же ее звали, Жастин, Лина, Кэйтлин, нет, как она превратилась в беспорядочный сгусток глаз и волос, Анника, конечно, Анника, и завыла, и потом стала расти, бугриться, заполняя собой коридор и всё пространство их уютной однушки во Фридрихсхайне… Как он, обезумев, вылетел на улицу, как вокруг рушились дома и кричали, о, как кричали, и рычали, и визжали, и свистели, и как он несколько дней скитался по улицам залитого адом города, потерявший разум, голый, голодный, раненый, пока в какой-то момент в привычной уже какофонии он услышал ровный холодный голос Хозяина:
– Арк.